В то время, когда старший стражник обнаружил, что владыка исчез, Хобинхор был уже далеко. Холод не тревожил его, как и сон. Старик редко смыкал свои сухие старческие веки, и то лишь для того, чтобы собраться с силами. Вот и сейчас он копил силы, сидя на подушках в крытой повозке. Ему совершенно не было дела до того, что ощущает его провожатый. Всё, что сейчас заботило его бренную голову – это как можно скорее добраться до цели.
Круги, треугольники, прямоугольники… все эти картинки кололи и жгли его разум. Эти линии, они не свойственны людям Марса. Это что-то чуждое им, но так близко и понятно ему, отвергнутому когда-то его же предками существу.
Он уже видел это, когда-то давно, очень давно. Возможно, когда был ещё младенцем, только лишившимся утробы матери, и впервые открыл глаза. Но его мать, умершая почти двести лет назад, не смогла бы передать словами то, что помнил его разум. Всю свою долгую жизнь Хобинхор знал лишь одно: легенда о синих людях-великанах, когда-то живших в недрах Марса – это не вымысел. Их встречали люди из погибших городов, изображали на стенах своих жилищ, получали от них помощь и подарки, пока не погибло всё.
Золотое свечение, отражающееся в глазах, впервые открывшихся когда-то, запечатлелось в них навсегда. Он видел этими глазами одного из тех синих существ, который подошел ближе и взглянул на него. Синяя пелена затмила тогда его взор, но теперь он понимал, что это была лишь мантия, в которую укутали его голое красное тельце. Мантия, точно такая же, в какие были облачены остальные существа. Один из десяти нарушил негласный закон, поселив своё семя в плоть и кровь марсианской женщины.
Хобинхор помнил то, что неподвластно памяти обычного младенца. Один из тех великанов снял с себя синюю мантию и отдал её марсианке. После он повернулся к ней спиной и удалился в сторону десяти саркофагов, расположенных по кругу, словно лучи утреннего солнца. Только два из них были пусты, и только двое, последние из оставшихся в живых существ решали, что будет дальше.
Пенничел остановил скакуна. Чтобы продолжить идти в правильном направлении, ему нужны были звёзды. Он приоткрыл укутанное лицо и вдохнул холодный воздух. Как много было в нём нового, чего он не ощущал раньше. Это была не лёгкость и невесомость умирающей атмосферы, мешающей вдохнуть полной грудью. Что-то другое, заставляющее расправить плечи и крикнуть что есть силы этим звёздам. Воин чувствовал, что его ждёт что-то новое, чистое и справедливое.
Пенничел помнил ту скалу, израненного человека с бездонными глазами, дающими надежду. Он ощущал всем телом тот момент, когда вернётся назад и снова увидит ту небесную голубизну, поможет юноше подняться и выйти из темноты к свету. Оружие в его руках, оно уже давно потеряло смысл. Нет, он больше никогда не поднимет секиру на врага, потому что не выйдет на тропу войны. Та девочка в повозке – она тоже враг, но можно ли её отделять от остальных? Лезвие топора не должно знать, кого оно рубит, девочку, согревшую детей своим теплом или юношу, знающего больше, чем самый древний старик на Марсе. Но стоит ли это холодное лезвие тех сердец, лишённых тепла будучи в руках варвара, не видящего дальше собственного брюха.
Звёзды, их так много. Кто их зажёг и для чего? Почему их света так мало, что они неспособны осветить этот ледяной песок? Неужели их создали лишь для того, чтобы указать верный путь? Или этого вполне хватит, ведь они способны показать и обратный путь?
Пенничел дышал часто, чтобы восстановиться и продолжить путь, но холодный слабый воздух раздирал горло, заставляя остепениться. Воин торопился. Чем дальше он удалялся от родного убежища, тем страшнее ему становилось. Он не собирался ждать следующей ночи, чтобы тронуться в обратный путь. Если сесть на скакуна и плотнее закутаться в плащ, то он выдержит поединок с небесным светилом.
Слова владыки о троне, они имели бы смысл, если б не были так пусты. Трон, кому он нужен и зачем? Разве что грязному умирающему карлику, чтобы утолить свою алчность и сгинуть с горстью ирония в руке. Власть не должна попасть в руки лживого коварного убийцы, каким до последнего момента был и он, Грязный Пенничел.
Воин тронул скакуна за шею, тот осторожно дернул повозку и пошёл дальше. Слова владыки никак не складывались в указание к действию. С другой стороны, если не он, то кто войдёт в тронный зал?
Хобинхор приоткрыл свои полупрозрачные веки. Кроваво-красные глаза сверкнули в глубоких впадинах черепа. Чужие мысли, такие яркие, доступные, мешали ему думать о своём грядущем бессмертии. Однако прерывать их он не торопился. Кто знает, что ещё можно извлечь из них для своей пользы, кроме расположения звёзд и разбросанных камней вдоль невидимой дороги.
Ночь близилась к концу, морхун уже не кашлял, мороз доконал даже этого незамерзающего скорохода. Вокруг его клюва образовалась наледь, свисающая тонкими сосульками. Воин вытащил из-под складок одежды закоченевшую руку и отломил несколько ледышек. Они упали на камни под ногами и разлетелись с весёлым звоном на мелкие осколки.
— Терпи, друг. Недолго осталось…
Песок постепенно заканчивался, более каменистая местность указывала на приближение к цели. Скала выросла перед глазами Пенничела внезапно. Чёрная глыба встала на его пути, словно непреодолимая преграда, немое, мрачное предупреждение. Воин быстро отыскал глазами кучу песка. Вот оно, его убежище, тут он выслеживал того плантатора, сюда он шёл с того края пустыни, пока не упал без чувств. Как жесток он был тогда, как ненавистен он сейчас себе. Секира, она теперь нужна лишь для того, чтобы отрубить себе окоченевшие руки, если этого будет достаточно.
«Я вернусь, жди меня, Эливен. Ты, только тебе будет отдана честь занимать этот трон», — решил воин, оторвав взгляд от своих рук, которые тут же скрылись под складками одежды.
Хобинхор ждал и молчал, пока его терпению не пришёл конец. Он устал слушать бредовые мысли своего провожатого, поэтому решил ускорить процесс, одёрнув тент.
— Та ли это дорога, друг мой? – проскрипел старик, скрывая своё раздражение.
— Да, владыка. Он пришёл оттуда. Путь его был далёк, я заметил его, когда он был лишь точкой на горизонте.
— Тогда не будем медлить. Отправляемся.
Старик снова скрылся внутри повозки. Покорный скакун двинулся вперёд. Песок давно скрыл следы недавно ступающего по нему человека. Пустыня не терпит вмешательства, смерть и пустота, вот её цель, к ней она стремится. Тысячи и тысячи лет продолжается её путь к этой цели. Вот уже она одна властвует от горизонта до горизонта, но найдётся кто-то, желающий нарушить её одиночество. Невидимые путы держат смелого путника, тянут его вниз, просят прилечь на мягкий песок и отдохнуть. И нужно обладать огромной волей, чтобы попробовать встать и закончить свой путь.
Пенничел озирался по сторонам, но ничего, кроме пустыни, не видел. Первый раз в своей жизни он не знал правильного направления. Не мог же плантатор вдруг появиться ниоткуда посреди бескрайних песков и начать свой путь? Небо принимало цвет, звёзды почти погасли. Где он мог ошибиться? Даже небо уже не смогло бы ему помочь. Как искать ответ, он не знал. Край тента резко сдвинулся. Голова, облачённая в чёрный капюшон, задала вопрос. Пенничел знал, на что способен владыка, но снова не был готов к подобным иллюзиям.
— Где. Этот. Путь! – отчётливо слышалось в ушах, но чей это голос? Этого ли древнего старика, а может быть кого-то другого, надевшего на себя глубокий чёрный капюшон? Пенничел не знал, что ответить. Солнце показалось вдалеке, ослепляя отвыкшие от света глаза. Как хочется назад, срочно, скорее… Сейчас самое время повесить под клюв скакуна мешок с хрустящей семирдой, а чуть позже вскочить на его спину и мчаться, мчаться без оглядки.
— Туда! – прозвучал немой голос. Костлявый палец поднял за собой край чёрной мантии, под которой скрывалось остальное тело древнего старика. Никто никогда не видел, что скрыто под этим мрачным одеянием. Есть ли там тело, а может быть, под ним лишь сгусток мрака? Воин пытался унять дрожь, но она лишь усиливалась. Он знал наверняка, что ночной холод тут ни при чём. Страх, которого он не испытывал раньше, вселялся в него. Он исходил невидимой волной из бездонной темноты, которую прятал капюшон, и поселялся в теле Пенничела. С трудом проследив направление пальца, он сделал для себя открытие. Прямо под восходящим солнечным диском сверкала маленькая точка. Это могла быть только скала, которую он не смог бы разглядеть в ночной темноте. Песчаная пустыня тоже постепенно приобретала свои очертания. Весь путь от первой скалы до этого места шёл вниз, тогда как предстоящий путь обещал затяжной подъём. Это место напоминало огромную чашу. Но могла ли здесь когда-то быть вода? Воин отогнал от себя эту бредовую мысль. Он был рад, что не сказал этого вслух, чтобы не быть посмешищем в глазах своего повелителя.
— Быстрее! Быстрее! – слышалось совсем рядом. Воин резко обернулся. Никого, он идёт первым, за ним мерно ступает морхун, ещё дальше – повозка. Он потрогал голову, но она была холодной, да и солнце совсем не грело в это время. Дрожь новой волной прокатилась по его телу, он ускорил шаг, оглядываясь на уставшего скакуна, молча прося у него прощения. Обогнув скалу, он снова услышал приказ.
— Стой. Я вижу.
Пенничел не находил себе места. Голос раздавался уже внутри его ушей, тогда как владыка находился в повозке. Что он видит и где, воин не понимал, однако попытался и сам хоть что-то разглядеть. Здесь кто-то был, не слишком давно, чтобы песок успел скрыть все следы. В нескольких шагах от себя он увидел конец верёвки, торчащей из-под песка. Потянув, он вытащил её, но это оказался лишь ни о чём не говорящий ему кусок верёвки, и только.
Хобинхору же это место говорило о многом. Он видел то, что не видел воин. Пластина, блестевшая в свете звёзд, каждой своей чёрточкой колола тонкие веки изнутри. Он смотрел на неё глазами Эливена, широко раскрытыми тогда от изумления и страха. Старик ухмыльнулся, хотя раньше он не замечал у себя ничего подобного. «Глупец, юный глупец! Ты ничего не знаешь, помнишь лишь свой разбитый нос и редкие вспышки разума, изредка возвращавшегося к тебе».
Хобинхор прекрасно знал, что ему нужно. Он чётко видел это в тусклом свете звёзд, отражающихся в пластине. Даже глазами Эливена он различил необходимые штрихи, выделяющиеся среди остального хаоса линий и фигур. Круг с расходящимися от него десятью лучами, слишком символично, чтобы быть простой случайностью. Вечность в виде небесного светила, испускающего лучи. Эти лучи могут убить, но они дают тепло, необходимое для жизни. Один луч – один саркофаг. Десять существ в синих одеяниях, но старик был уверен, что это не совсем так. Один саркофаг его интересовал больше остальных, и он не сомневался, что легко его узнает.
— Простите, владыка, но я не знаю пути дальше.
Тент дрогнул и его край сдвинулся в сторону. Чёрная длинная фигура оказалась на песке без каких-либо лишних движений. Пенничел почувствовал слабое покалывание под кожей, оно становилось сильнее по мере того, как фигура поднимала голову. Широкие чёрные рукава стали подниматься вверх, из них показались длинные сухие пальцы. Они коснулись серебристой броши, скрепляющей края одежды на груди.
— Подойди ко мне ближе, мой друг, — прозвучало в ушах воина. Прежде чем он успел понять, что не может управлять своим телом, ноги сами приняли решение и выступили вперёд.
— Ты долго служил мне, не отступив ни на шаг. Я часто слышал от тебя, что ты готов пожертвовать своей жизнью ради меня. Значит ли это, что твоя жизнь принадлежит мне, владыке Хобинхору?
— Да, мой повелитель…, — произнёс Пенничел, но вдруг понял, что слова не слетели с его губ. Они были вызваны в его голове кем-то посторонним, но только не им самим.
Голова старца поднялась ещё выше, огромный капюшон слетел с неё, обнажив череп, обтянутый чёрной кожей. Красные глаза в глубоких его впадинах разгорались всё ярче и ярче, пока не вызвали острую боль в голове воина. Но он не смог зажмуриться, его тело больше не принадлежало ему.
Существо расстегнуло серебристую брошь, чёрная одежда упала на песок, обнажив синюю накидку, спадающую вниз. В её складках играли бликами золотые разводы, а синий цвет, словно прячась от яркого солнца, становился почти чёрным. Костлявые пальцы с жёлтыми ногтями закрепили серебристую брошь на груди, тем самым ставя точку в этом магическом преображении.
— Подойди ближе! – раздался очередной приказ старика. Воин приблизился, не пытаясь оказывать сопротивление своим ногам.
— Ты не сможешь вернуться назад. И моего пути ты не видишь. Твоя жизнь принадлежит мне, так я забираю её с собой!
Хобинхор вытащил из-под накидки сверкающий нож и медленно вонзил его в грудь воину. Пенничел стоял, как каменная статуя, пока огонь в глазницах чёрного черепа не угас. Тело воина дрогнуло и упало в песок, освобождённое от невидимого стержня, удерживающего его. Кусок верёвки выпал из раскрытой ладони, а пустыня уже убаюкивала своего очередного гостя, присыпая его рыжими песчинками, будто мягким одеялом. Власть убийцы в синем одеянии – она коротка, а пустыня умеет ждать. Для неё нет времени, нет начала или конца событиям, даже случайности для неё не существует. Есть только вечность, мёртвая вечность.
Хобинхор поднялся в повозку и одёрнул за собой тент. Скакун не получил своей травы, вместо этого острая боль в шее заставила его сорваться с места и бежать из последних сил всё дальше и дальше. Спустя два часа морхун упал возле узкой тропинки, уходящей в неглубокий овраг. Повозка с грохотом налетела на скакуна, порвав кожаные ремни, связывающие их весь нелёгкий путь. Пролетев передней осью над рухнувшим животным, повозка остановилась. Задняя ось придавила шею скакуна, но боль уже давно отпустила его. Только засохшая пена под клювом напоминала о том, что совсем недавно этот морхун дышал, пытаясь сбросить с шеи невидимые иглы.
Старик шёл вперёд. Стены оврага поднимались всё выше и выше, а полоска неба становилась узкой, как нить. Он знал, что там, в конце этого коридора. Он уже видел это однажды, когда перебирал в голове украденные образы. Темнота не могла стать помехой, она лишь ещё ярче разжигала эти видения, возникающие по ту сторону полупрозрачных век. Ему не нужна была лампа, незаменимая вещь этих существ, называющих себя людьми. От накидки исходил едва заметный свет, которого вполне хватало, чтобы видеть пространство на шаг впереди себя.
На мгновение старик усомнился в образах, которые видел перед собой. Воды, которую запомнил пленник, так и не было. Засохшая истрескавшаяся грязь простиралась всё дальше и дальше по дну ущелья. Не мог ли плантатор вообразить себе какую-то другую дорогу, мечтая о воде? Но его сомненья развеялись, когда он увидел перед собой стену. Проход под ней был свободен, хотя и слишком мал для такого роста, как у Хобинхора. Никакой воды не было, засохшая грязь уходила под стену. Старик, уже ощущая себя бессмертным властелином Марса, с трудом поборол отвращение к самому себе, встав на колени и заползая в чёрную нору. Только когда потолок стал выше, и он оглянулся, убедившись, что его никто не видел в столь низменном положении, встал с колен и отряхнулся.
| К Главе 26 | К Главе 28 |